Никакой логики. Да где уж там. С того самого разговора больше года назад прошло немало всего. Они неоднократно пересекались с Лив, но никаких больше разговоров между ними не было. Одно время он даже пытался забыть обо всем, что было. Некоторое время не вспоминал. Но затем всего одно мгновенье и все. Жизнь уже никогда не будет прежней. Раз за разом он возвращался к тому разговору, пытаясь понять, что же он сделал не так, что не дает ему покоя вот уже целый год. Многие стали замечать за Томо, что он стал временами более агрессивным, но это была скорее самозащита, притом внутренняя. Он хотел всем доказать, что чувств не существует, Оливия ошибалась. Однако, выходил полный бред. Да, он все еще мог убить, но теперь ему начали сниться сны, впервые за пять лет. Сбивчивые, непонятные, нередко пугающие. Раза три он намеревался подать прошение о повторном исцелении. Однако, как только он представлял, что станет вновь бездушной машиной, это заставляло его передумать. В голове и душе Томо царил истинный хаос. Он не знал, что делать и как быть. Правда, неделю назад он понял, что окончательно изменился. Он понял, что может чувствовать что-то еще, кроме ненависти. Еще есть сострадание. Собаки всегда были для Томислава запретной темой. Он, когда видел у себя на пути псину любой породы, моментально стрелял в нее. Многие считали, что он просто ненавидит собак. На самом деле ему просто не хотелось, чтобы чувства просыпались. Однако, в одну минуту все переменилось. Когда один из других патрульных, сказал, что кто-то по неосторожности выпустил собаку ночью, и теперь ее придется застрелить. Вряд ли тот молодой патрульный сам хотел убить животное - просто все знали, что лучше убить псину самому, чем она попадется на глаза Радеку. Однако, не в этот раз. Сперва он действительно разозлился и приказал, а он именно приказывал, а не просил,своему коллеге притащить несчастную тварь. Он уже собирался пристрелить ее, но что-то пошло не так. Спустя пять минут спаниель уже был на свободе. Томо дал слабину. Поддался чувствам. За все время его работы это были единичные случаи. Как говорится, никогда не было, и вот снова. Это было равно самоубийству. Теперь он знал, что не сможет убивать невиновных. А раз он не может выстрелить невинному прохожему в лоб, значит он больше не тот Чех, которого все знали, боялись и обходили стороной. Что-то в нем постепенно менялось и это была последняя капля. Несколько дней Томо не приходил на работу - сказал, что видеть не хочет своих коллег, на что никто не стал возмущаться или жаловаться - характер у Томислава был всегда прескверный, он мог ни за что обозвать, обругать или вдруг заявить что уже ненавидит их всех и хочет отдохнуть от лиц сотрудников. Никто никогда не смел на него жаловаться - себе дороже. И вот, наконец Томо решил, что есть только два выхода - немедленно пройти повторно процедуру или же сбежать из города. Жить дальше здесь и в таком же духе он бы не смог. Однако определиться в решении было слишком тяжело. Он иногда только и думал о том, чтобы встретить хоть кого-то, кто одним своим видом намекнет - что же ему делать дальше. И вот, в эту ночь, как только небо над Манхеттеном стало совсем черным, Радек решился бежать. Собственно, логика его была в том, что если его поймают, то он добровольно сдастся, а если не поймают, значит так уж судьба порешила. Но не все было так просто.
Темно. Свежий легкий ветер разгоняет еле заметные черные пятна облаков, перекрывающие звездное небо. Лето. Одно из самых лучших времен года, если, конечно, времена года вообще делятся на лучшие и худшие. Томо одет в простую белую рубашку, поверх которой черный галстук. Если его остановят, у него всегда с собой удостоверение и он может сказать, что дежурит, никто спорить не станет. Однако, если ему удастся сбежать, то он точно избавится от этих документов. Но сбежит ли он? Томислав сам не знает. Если бы он был так уверен в желании сбежать, стал бы он брать с собой удостоверение? Если взял, значит, боится, что могут остановить, но если остановят, он почему-то не думает сбегать, отбиваться или попадать в крипту. Смысл теряется. Однако, разве смысл и Томо - слова совместимые? Внезапно, на очередной улице, он замечает до боли знакомый силуэт...
Неужели это действительно Лив? Неужели она тоже не спит этой ночью? первая мысль Томо была арестовать ее, но затем... Он же больше не живет прошлой жизнью, нет. Однако так ли он хочет сбежать? Или, может, прошлая жизнь его всем устраивала? Ответов на эти вопросы Чех и сам не знал. Он посмотрел на тоненькую, почти подростковую фигурку. Вот та, кто может все разъяснить, как тогда, год назад. Но сможет ли он выдержать это и не изменилась ли Оливия? Томислав не знает, как заговорить. Вроде бы, надо ее окликнуть, позвать. Но, с другой стороны, не ясно, как это сделать. По-дружески не выйдет, они последнее время нередко цапались. Но и как патрульный с арестантом тоже не подходит. Томо начал надеяться, что Муар сама его заметит, все-таки не так тут много народу, всего-то он, да она. Томо никогда не мог действовать сам. Потому что вся эта его внешняя невз**бная крутость на самом деле являлась чистыми понтами, так, покрасоваться перед Государством. На деле он человек слабый, легко ломаемый и нерешительный. Две стороны одного Томислава, так можно было бы сказать. Вскоре он-таки окликает Лив, просто по фамилии, не дружески и не официально, а скорее средне. Не смотря на то, что окликнул он ее достаточно громко, он не боялся - знал, что большинство патрульных не отходят со своих постов, а если и отойдут, то подумают, что он решил ее арестовать. Интересно, а что подумает сама Оливия? Испугается? Расстроится? Разозлится? Он не понимал ее и не мог предсказать реакции. Потому что привык иметь дело с предсказуемыми, тупыми манекенами, а не с живыми людьми. Он снова взглянул на нее. Радек понятия не имел, что здесь делает Лив в столь поздний час. По идее, она должна спать, в худшем случае, торчать на кухне и попивать кофе. Но снова бродить по ночному Нью-Йорку... Разве люди не должны учиться на своих ошибках? Разве они не должны понимать, что их ждет? Ей повезло, что рядом нет постов патруля... А то ей бы точно сладко не было. Потому что патрульные - просто машины государства. И он - один из них.

- А если не уйду? - дерзко, нагло и безрассудно. Откуда он этого понахватался? Ладно б еще он был при револьвере, рации, тысячах помощников и указывал ей, куда да что. Но у него нет с собой ничего, кроме очков, удостоверения и пятидесяти долларов. Конечно, она слабее, но даже подросток может убить, если у него есть такое желание, если ему есть за что так поступить, если есть желание ввонзить лезвие в чужую глотку, если человеку больше ничего не нужно, душу уже не спасти, пара убийств ничего не изменят, он готов отдать все, ради цели, которой на самом-то деле нет, это все просто иллюзия, на самом деле мы просто губим себя и коружающих, это все - лишь плохая игра, ничего этого быть не может. Эти все побеги, аресты, вся жизнь - все это натянуто, надумано. Потому что люди не умеют жить, им хочется делать больно себе и другим, потому что они - люди, а не звери, они руководствуются глупостью, а не инстинктами,  они бросаются на амбразуру ради какой-то глупой мечты, которая на самом деле лишь сон сумасшедшего, потом его никогда не оправдают, человек пойдет на расстрел или в петлю, это не важно, важно, что он умрет, но не тогда, когда зачтут посмертный приговор, а тогда, когда он перешагнет грань между человеком и убийцей. Поэтому Томо и мертв, он давно уже не видел этой границы, черты, для него все было одно и тоже. Он хочет воскреснуть, но разве это возможно? Воскресить может только Бог. Вот кого он видит в Лив. Того, на кого можно поругаться, сказать, что, мол, не даровал то, не даровал се, сволочь этакая. А как только тебе что-то нужно - ой, привет, тут такое дело... В этом все они, жалкие людишки. Не могут выдержать жизнь сами, не обращаясь к своим божкам - не важно, люди это или несуществующие жители небес. Почему нельзя взять, плюнуть на все, начать жить сначала? Почему люди такие ужасные, уродливые. никчемные, что ничего сами сделать не в состоянии? Жалкие уроды. Как их земля носит? Давно ей пора разверзнуться и поглотить все это г.вно, этот гной, в виде человечества. Но этого не происходит и люди просто травят себя и друг друга, причем как правило не физически, а морально.
Сколько наглости в этом голосе. Да вы посмотрите, чувствует себя человеком. Прости, детка, ты не человек. Ты просто кретин, который не способен трезво мыслить. Ты ищешь искупления грехов, но ты не знаешь, что отпустить их можешь только ты сам. Но тебе же попросту насрать на себя, у тебя есть только понты, только задрал нос и feel like a sir, разве нет? Да ты ничего не стоишь. Отойди от несчастной девушки, ты ее пугаешь. Спросишь, чем пугаешь? да собственным уродством, причем не внешним. Нет, внешне ты неплох, конечно, не Алан Де Лон, но и не Гаддес Банни, хотя он гораздо большего добился, чем ты, он смог сделать все, не имея ничего, даже больше, он стал легендой, хотя шансы у него были меньше нуля. А что сделал ты? Выходец из приличной семьи, обеспеченный, здоров, как бык, у тебя красивые, но слишком жестокие глаза. Да, ты мог многого достичь. Изобрести гениальную машину, стать прекрасным актером, написать книгу, стать хоть кем-то. Но все это возможно только снаружи. Знаешь, тебе везет. Потому что у тебя есть четкие грани комфорта, ты знаешь, что надо сделать, чтобы стать человеком, а многим этого не довелось. В твоем мире, твоей стране, твоем времени для того, чтобы стать человеком достаточно встать на другую сторону реки... Но ты этого не сделал. А зачем? Ты итак неплохо жил. Поэтому ты так ничтожен, так жалок, никому не нужен. Отойди от нее, ты ей мешаешь. Один взгляд на тебя вызывает дикое чувство отвращения, потому что ты - ничтожная половая тряпка в руках тех, кто выше тебя по статусу. Знаешь, во времена древних, был один мультик. Рассказать? Люди были мебелью, транспортом, бытовыми предметами. И человек пользовался другими людьми. Прям как ты. А знаешь, кем был этот человек? Половым ковриком других людей. Учись на примерах прошлого, они никогда не лгут.

Снова девочка попала на кухню и взяла нож поиграться. Ну конечно же, им убить нелльзя. Это видно невоуроженным взглядом. Но кто что-то будет здесь доказывать? Она намекает, что у нее нет времени, куда-то торопится. А Томо, напротив, совсем не спешит. И вот снова она опускает оружие, как когда-то опустил он перед ней. Потому что они прекрасно знают, что не смогут убить друг друга, потому что так поступают только последние мрази, к которым относится Томислав. Да ну кому какое дело. На них всем плевать, никто не услышит их. Потому что никто не хочет их услышать. Томо понимает, что она не хочет с ним разговаривать. Но ведь только она, только эта непонятная девчонка, может помочь ему хоть что-то изменить. Потому что, по большому счету, Томо нытик. Он просто не может сам что-то изменить, ему обязательно нужно, чтобы кто-то все уточнил, подсказал, помог, одобрил, потому что он никогда не сможет идти против всех. Ему легче быть в унылом стаде баранов, чем оторваться от него и стать человеком. Потому что люди не меняются, потому что душа не возвращается, хотя ее никогда у него и не было. Даже до исцеления это чертого никчемного потомка чешских эмигрантов, он всегда был в стаде. Все ребята правильные, он тоже правильный. Появляются те, кто против системы - он с ними. Но когда приходит момент, когда пора вырасти, бросить все и уйти в свободную жизнь, он внезапно понимает, что придется расстаться с большей частью стада, что придется - о ужас - жить самому, все решать самому и ни на кого не полагаться. И он не уходит, а остается, ждет, когда его сделают таким, как все. И тут снова срабатывает то, что перебивает любое стадное чувство. То, из-за чего он в свое время не пошел с друзьями, не бросил эту жизнь, а остался доживать ее здесь. Он слишком привязчив. Как маленький щенок. Он ходит за тем, от кого зависит - морально или материально, это не важно. Просто начинает бегать хвостиком. Как за Лив.
- Я хочу уйти, - произносит он спокойно, однако еле слышно, боится, вдруг кто-нибудь услышит. Поднимает глаза на Оливию, смотрит на нее. Она ниже на голову или может даже больше, кажется такой хрупкой. Но при этом она - самостоятельная, живот своей жизнью. А он вроде бы большой и взрослый, но совсем не привык действовать сам. И сейчас ему снова нужно чье-то одобрение, ему хочется, чтобы она высказала свое мнение, скорректировала его планы, возможно - похвалила. Потому что люди не меняются, а идиотов много не бывает. Томо снова и снова не понимает, чего хочет. Потому что у него нет своего мнения и никогда не будет, он всегда был глупой игрушкой, никогда не мог ничего сделать сам. Он снова и снова ищет поддержки, потому что ему нужен кукловод, ведь игрушки, как известно, сами ничего делать не могут. Почему игрушки, а не другие вещи? Потому что бесполезны. Поиграл и положил в ящик. Они никому не нужны. К тому же, рано или поздно кукловоду надоедает такая безделушка и он ее выбрасывает. Рано или поздно такие навязчивые, как Томислав, надоедают. Оливии он уже давно надоел. Еще в прошлом году. Потому что с таким характером жить слишком глупо. Нельзя плевать человеку в душу и потом возвращаться к нему и просить совета. Потому что такое не прощают. Это подло и некрасиво, но разве эти слова знакомы Томо? Нет, он же у нас привык, что всегда прав, что все его действия восхваляются, кто у нас лучше всех - конечно, Томислав. Самооценка завышена до крайности. Как и самокритичность. Сочетаем не сочетаемое, чо. Это же человек. А в человеке часто есть противоречия. Или он все-таки кукла?

Тихий стук, затем звон. И вот маленький предмет кухонной утвари валяется в метре от ее ног. Она начинает кричать, что чуть пугает Томислава - а вдруг услышат, заметят... В паре окон загорается свет. Завтра утром, если он не исчезнет из города, его ждут крупные неприятности, да и ее тоже. В лучшем случае. В худшем сейчас прибежат другие патрульные и здесь уже не оправдаешься - приговор себе он уже успел подписать. Она злится. Очень. Но Томо ничего не произносит, спокойно смотрит на нее. Размахивает руками, бесится. А все из-за него. Ну конечно. Тупой Томо. Все ей испортил. Сидел бы себе дома и продолжал тупо думать над своей судьбой. Нет же, тебе надо припереться к несчастной девушке и испортить ей вечер... Точнее, ночь. Может, ее ждут уже, а он тут время тянет. Она кричит, громче, чтобы все слышали, чтобы не было дороги назад. Зачем? Показать, какой он дурак или подставить? Томо тупо смотрит на нее, не понимая, что ее так удивило. Слово, другое. Ему все равно, она может его хоть трехэтажным матом покрыть. Но вот Лив наконец все надоело. Она берет сумку, затем нож. Зачем-то протягивает его Томиславу, но он не берет его, да это и не пригодилось, оружие снова забрано обратно. Радек ни слова не произносит, лишь смотрит, ожидая чего-то. Она отворачивается и отходит. Занавес. Но она не уходит на совсем. Снова оборачивается. Спрашивает. Улыбается. Вся такая живая. А он, как машина. Просто не знает, что ответить. В кармане чертово удостоверение, кажется, что оно не в кармане, а прямо на груди, висит на шнурке, повязанном на шее. Зачем он вообще его взял? Томо пытается подобрать слова, но эта ее последняя фраза... Она не хочет заученных и вымученных фразочек. Томо не смотрит ей в лицо, сам не знает почему. Тихо, еле слышным баритоном, он произносил, быстро, проглатывая часть слов, недоговаривая некоторые фразы.
- В общем, я... - короткая пауза, нет, с себя любимого начинать глупо, - Мне нужно снова почувствовать, - снова говорит быстро, много, словно бы надеясь, что не все будет услышано, - Я хочу вернуть обратно все воспоминания, хочу, чтобы никто мною не руководил, я так хочу, чтобы я снова мог стать человеком, - пауза, уверенный взгляд, смотрит прямо на Лив. А толку? Вряд ли поверит, точно не оценит. да кто вообще тебе поверит, ты, жалкий кусок железка. Дай дорогу кому-нибудь получше, хотя бы живому.
- Я хочу быть свободен от любых рамок, перестать от кого-то зависеть, больше не задаваться вопросом, правильно ли я поступаю, чего стоит то, чего это, можно ли это, а можно ли то, как сделать так, чтобы получить еще одно одобрительное замечание от высших чинов. Я не хочу, чтобы от меня шарахались, чтобы меня избегали, не хочу больше губить невинных, хочу тратить свою жизнь на что-нибудь более стоящее...
- Хочу, но не могу, - мысленно добавляет Томо и снова перестает смотреть на девушку. Тишина. Гробовая. Огни в окнах гаснут. Они больше никому не интересны. Завтра будет, что рассказать знакомым, но они и слова не скажут от себя. Только стандартное "они сошли с ума", "заразился", "кошмар". А свое мнение? Не, не слышали. Да что они вообще понимают в этой жизни. Даже Томо что-то предпринимает. да, он идиот, Но он хочет исцелиться... Нет, не пройти тупую процедуру. здесь имеется в виду совсем другое. истинное Исцеление - возрождение чувств, открытие души, а не пошлое зажимание пары узелков далеко в мозгу. Потому что главное, не тело, а душа. Ее нельзя убивать. Это хуже, чем убить тело.

Томо снова чувствует себя просто отвратительно. Потому что он не знает, что делать. Назад пути нет, разве что написать на себя донос, навсегда забыть Лив, больше ее не вспоминать, не думать о ней. Но это не вариант. Однако, что он в другом мире без помощи этой девушки? Он ничего не знает, не понимает. Даже если ему попадется сопротивление, что он скажет - "ой, здрасте, я патрульный, который решил исправиться, я убил тысячи ваших друзей, но я ой какой хороший"? Да никто не поверит. Подумают, что его заслали. По логике, так и выходило. В чем-то Муар права. У него нет чувств, как бы он не хотел обратного. Скорее всего, он просто мечется из стороны в сторону, потому что не понимает, какого это - чувствовать. Поэтому он ненавидел не исцеленных, убивал их - потому что не понимал, почему они - счастливые, а он - нет. Сейчас он хочет к ним, чтобы наконец понять - какая же разница между теми, на кого процедура действует и теми, на которых нет. Потому что нельзя уничтожить сознание, нельзя убить душу, но можно ее украсть, а возвращается она всегда частями. Томо понимает, что Лив явно не собирается с ним нянчиться, да и правильно делает. Но он, как истинный эгоист, не понимает, почему она уходит. Ведь ему так нужна ее поддержка, куда он без этой совсем еще девочки?
- Я не знаю, что мне делать, мне нужна твоя помощь, - даже не меняя тона добавляет он. Да, у него даже интонации не меняются. На что он надеется? Как был игрушкой, так и останется. Просто ему хочется быть игрушкой в других руках, тех, которые, как ему кажется, не выбросят его, кому он нужен, кто его... Любит? Да нет, просто хорошо относится.
Она говорит, что ей пора, что Томо больше не нужен, что есть какой-то человек, который все ей разъяснит, во всем поможет, который будет вести ее дальше. А что с ним? У него никого нет по ту сторону. Да и по эту никого нет. Оливия - все, что у него имеется. Но она явно не рада этому. Ему нужна ее помощь, но какая ей от этого выгода? Она получит мощное оружие, человека, способного убить каждого, но разве это то, что ей нужно? Неужели ей нужен человек, разучившийся чувствовать что-либо кроме ненависти и щенячьей преданности? Да такой никому не нужен. Разве что государству, способному переварить любого, лишь бы он не упирался. Однако и эту дорогу он для себя зачеркнул. Жизнь стала еще ничтожнее, чем была. Потому что ему некуда идти, он не знает, что его ждет. Он смотрит на Лив равнодушно, потому что по-другому не умеет. Томо все так же стоит на одном месте, словно бы чего-то ожидая. Однако чуда не будет, кино окончено и сейчас она уйдет... А он? Нет, не пойдет за ней. Преследовать ее глупо. Скорее всего, так и простоит здесь, надеясь, что она вернется, поможет ему. Но чудес не бывает. Почему же она до сих пор не ушла, а стоит и чего-то ждет? Томислав давно потерял ее и свою логики. Потому что у них нет логики. Потому что чувства ей не поддаются, их нельзя оцифровать, нельзя возвести в степень или поделить, нельзя ввести в уравнение. Поэтому государство боится чувств. Это не болезнь, это - самосознание. А от души, от сознания, от жизни не убегают, как трусливые щенки, к ним идут. Но разве разумный человек стал бы на кого-то полагаться? Эта жалкая беспомощность, которая душит изнутри. Тебе уже двадцать три, но ты, как дурак, продолжаешь надеяться на кого-то другого, сам ничего не можешь, потому что у тебя нет силы воли, у тебя нет решимости, потому что ты - слабак.